I. Благословение

Шарль Бодлер — пер.: Вильгельм Левик

Когда веленьем сил, создавших все земное,
Поэт явился в мир, унылый мир тоски,
Испуганная мать, кляня дитя родное,
На бога в ярости воздела кулаки.

«Такую гадину кормить! О, правый боже,
Я лучше сотню змей родить бы предпочла.
Будь трижды проклято восторгов кратких ложе,
Где искупленье скверн во тьме я зачала!

За то, что в матери уроду, василиску
На горе мужу ты избрал меня одну,
И, как ненужную любовную записку,
Я эту мразь в огонь, к несчастью, не швырну, —

Знай, я твою же месть обрушу на орудье
Твоей недоброты, я буду тем горда,
Что это деревце зачахнет на безлюдье
И зачумленного не принесет плода».

Так не поняв судеб, и ненависти пену
Глотая в бешенстве, и свой кляня позор,
Она готовится разжечь, сойдя в геенну,
Преступным матерям назначенный костер.

Но ангелы хранят отверженных недаром,
Он светом солнца пьян, ему не нужен кров,
И для него вода становится нектаром,
И корка прелая — амброзией богов.

Он с ветром шепчется и с тучей проходящей,
Пускаясь в крестный путь, как ласточка в полет,
И Дух, в пучине бед паломника хранящий,
Услышав песнь его, невольно слезы льет.

Но от его любви шарахается каждый,
Но раздражает всех его спокойный взгляд,
Всем любо слышать стон его сердечной жажды,
Испытывать на нем еще безвестный яд.

Захочет он испить из чистого колодца,
Ему плюют в бадью. С брезгливостью ханжи
Отталкивают все, к чему он прикоснется,
Чураясь гением протоптанной межи.

Его жена кричит по рынкам и трактирам:
«Я красотой своей держу его в плену,
И я готова быть всю жизнь ему кумиром,
Но пусть озолотит красивую жену.

Я нардом услажусь, и миррой благовонной,
И поклонением, и мясом, и вином.
Я дух его растлю, любовью ослепленный,
И я унижу все божественное в нем.

Когда ж наскучит мне весь этот фарс нелепый,
Я руку положу покорному на грудь,
И эти ногти вмиг, проворны и свирепы,
Когтями гарпии проложат к сердцу путь.

Я сердце вылущу, дрожащее, как птица
В руке охотника, и лакомым куском
Во мне живущий зверь, играя насладится,
Когда я в грязь ему швырну кровавый ком».

Но что ж Поэт? Он тверд. Он к ней не клонит слуха.
Пред ним на Небесах сияет звездный трон,
И в ярких молниях ликующего духа,
Глумящейся толпы внизу не видит он.

«Благодарю, господь! Ты нас обрек несчастьям,
Но в них лекарство дал для очищенья нам,
Чтоб сильных приобщил к небесным сладострастьям
Страданий временных божественный бальзам.

Я знаю, близ себя ты поместишь Поэта,
В святое воинство его ты пригласил.
Ты позовешь его на вечный праздник света,
Как собеседника Властей, Начал и Сил.

Я знаю, как велик страданьем умудренный —
Ни адский, ни земной ему не страшен суд.
Чтобы меня венчать мистической короной,
Миры и времена мне лепту принесут.

Но даже всех богатств, накопленных Пальмирой
Иль спрятанных тобой в подземной глубине,
Хоть все сокровища неведомые вырой,
Не хватит на венец, что предназначен мне.

Неизреченных сил надмирным притяженьем
Он будет сотворен их тех перволучей,
Которых лишь глухим, лишь тусклым отраженьем
Сияют зеркала живых людских очей».

Примечания к стихотворению

Оригинал: фр. Bénédiction. — из сб. «Les fleurs du mal»

В отличие от «Вступления» здесь одинаково энергично представлен не только «сплин», но и «идеал»: не только тема проклятия, тяготеющего над поэтом, преследуемым и ненавидимым обществом, всеми, начиная с матери и любимой женщины, но и тема высокой пророческой миссии поэта.

В «Благословении» появляется характерная для Бодлера и порожденная действительностью XIX в. романтическая мысль, что скорбь есть, в конечном счете, высший, если не единственный признак благородства человека.

Стихотворение основано как на символических, так и автобиографических мотивах: мать Бодлера не принимала его образ жизни, а отношения с женщинами были полны предательства и разочарований. Однако для него боль – не проклятие, а путь к духовному очищению. В финале он принимает свою судьбу и утверждает, что именно страдание дает ему право на венец истинного искусства.

«Как собеседника Властей, Начал и Сил...»

Согласно учению церкви, ангельский мир разделяется на девять чинов: Престолы, Херувимы, Серафимы, Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелы и, наконец, Ангелы. Эта систематизация впервые была изложена в написанной по-гречески книге «О небесной иерархии» сирийского мистика конца V в., скрывшего свое авторство под именем раннехристианского деятеля Дионисия Ареопагита. Псевдодионисий оказал влияние не только на средневековую мысль, но и на Руставели, Данте и гуманистическое мышление Ренессанса.

«Но даже всех богатств, накопленных Пальмирой...»

Пальмира — один из богатейших городов поздней античности. Она была важным торговым и культурным центром, соединяющим Восток и Запад. В античной литературе Пальмира часто упоминается как символ несметных богатств и величия.